То мгновение, когда песок, вездесущий песок был неощутим, наступило с наступлением сумерек. В пустыне не бывает долгих вечеров, солнце падает, как подстреленная птица, хлопает ранеными крыльями-облаками, и расплавленным золотом — кровью, тает за зыбкой линией горизонта. Падение столь стремительно, что наползающая с другой стороны чернота кажется гротескной и ненастоящей, похожей на грубо сшитое покрывало, которое накидывают поверх выгоревшего неба. Этот миг падения называют здесь вечером.
Человек вгляделся в утопающий в пустынном мареве чёрный силуэт, отчётливо-яркие края которого входили в контраст с белым песком. Он говорил.
— Ты стоишь во впадине между двух дюн. Я — на гребне.
Человек знал, какое будет продолжение, и, поднявшись над песчаным возвышением, упрямо выпрямился.
— Я вижу впереди горы, которых ты не видишь. Когда из-за гор придут враги, я первым узнаю об этом.
Резонирующий голос обратился скрежещущим шипением.
— Но я вижу пески, которые расстилаются у подножия гор, — продолжил человек и вскинул голову, больше не щурясь от закатывающегося солнца. Оно светило в спину силуэту, оставляя на изгибах барханов чернильные тени, тянущиеся к человеку, как цепкие костлявые руки. Показалось, что эти руки принадлежат иссохшемуся злобному созданию, которое непомерно изогнувшись, жаждет заключить человека в свои объятия.
Рейф промолчал.
— Всякому врагу, что появится из-за гор, придётся идти по песку.
Раскатистый смех ударил по ушам, взлетев к небу в тот момент, когда упало солнце. Силуэт не оставлял следов на песке, и высящиеся за его спиной горы, окрасившись багрянцем заката, вырисовывались невероятно чётко.
Человек ощутил странно ярко то, каким тяжёлым и царапающим горло был воздух, который разделял его и рейфа. Воздух одновременно вставал удивительно осязаемой преградой, но и не давал увеличить расстояние между ними. Человек замер.
Темнота с громким стуком навалилась сверху. Глаза впереди, сверкнувшие поразительно живо, не так, как зажигающаяся россыпь звёзд над головой, внезапно приблизились. Человек не ощутил ни колыхания воздуха, не услышал звука шагов, не почувствовал страха. Всё это уже было. Как и боль, какая была смутно знакома, как и всё остальное.
Всё это уже однажды снилось человеку.
Только раньше в этой пустыне падал вертолёт. Неостановимо падал вслед за солнцем. А теперь падал он сам, подспудно ощущая внезапно ставший таким горячим песок, он падал на него, присоединяясь к череде тех созданий-теней с просящими, молящими о смерти руками.
Падал, чтобы поднимающееся за его спиной солнце вновь обрисовало силуэт впереди.