Спину невыносимо жгло. Мелули попытался пошевелиться и перевернуться на бок, чтобы не тревожить раны, но перед глазами всё расплылось сразу же, как только он качнул головой. На его жест охранник отозвался скупым тычком ботинка, призывая пленника не двигаться. Он издал короткое рычание, которое было на самом деле словом режущего слух языка, и, бросив недовольный взгляд на лежащего на полу проницателя, подошёл к нему и грубо повернул на бок. Луттэнор ответил приглушенным шипением — иного ящеры просто не понимали, когда с ними говорил пленный. Зато очень хорошо реагировали на подобное звукоподражание.
Охранник замер у стены напротив и привалился к ней, из-под белёсых ресниц разглядывая сина. Несомненно, мелули накачали наркотиками, иначе бы он не был настолько тёплым. И спокойным.
«Этот силуэт — дверь, я уверен» - в голове путались мысли. Син не ощущал своего тела, только тупую боль в спине и невероятную тяжесть, давившую на каждую клеточку. - «Что-то ещё рядом...не двигается. Karullé... Ощущаю одного. Жжёт спину слабее...»
На лице проницателя почти ничего не отражалось из-за выучки, которую не смогли выбить ни кнут, ни наркотики. С него было бесполезно вообще тянуть что-либо, он не понимал ни слова и походил на смертельно больного. Оставалось одно — развлечься, но этот белокожий умудрялся портить всё. У него был удивительно пронизывающий взгляд. Он ничему не сопротивлялся, если видел бесполезность, почти никогда не кричал, не умолял, не бился в исступлении. Скучный пленник.
- Как твоё имя? - спросил ящер, наклонив голову. Просто наблюдать за полуобморочным сином было выше сил итса, да и пленник таки никому этого не сказал. Хотя, может, и сказал, да вот только никто не понял. Отлипнув от стены, ящер опустился на корточки рядом с Луттэнором и склонился над ним. Мелули медленно перевёл на него взгляд затуманенных глаз. Они были слабого лилового оттенка, но ящера не впечатлило это — цветов он всё равно не различал, только температуру. Син дернул веками и попытался усмехнуться, но вместо этого вышла болезненная гримаса. Речь ящера была настоящей тарабарщиной для пленника.
- Надоел ты мне.
«Что он говорит? Что...что, да пусть что угодно. Всё равно мне недолго жить. Умирать — не здесь» - через пелену дурманящих веществ пробивались давно высчитанные схемы будущего, которые в других обстоятельствах не сумели бы порадовать проницателя BaNellé, сейчас же дарили мрачное удовлетворение. Его мучители не увидят смерти пленника.
Син снова пошевелился, чуть приподняв тут же загудевшую голову, и вперился взглядом в узкие прорези глаз ящера. Тот фыркнул и отпрянул. Долго смотреть в глаза этому белокожему было невозможно.
Ящер зашипел и задумался. Нет, нельзя просто стоять и смотреть, да и пленник, возможно, не так безнадёжен. Он взял за ворот рубахи сина и встал, выпрямившись, подняв на ноги Луттэнора. Без поддержки тот не особо твёрдо стоял, да и сам син инстинктивно вцепился в мускулистую руку итса. Усмехнувшись уголком губ, охранник подвёл того к стене и дал точку опоры; сам же выскользнул наружу, через минуту вернувшись. Син даже не заметил ухода охранника, всё ещё приходил в себя после резкого поднятия. Вернулся ящер с магнитными захватами для рук — протокол предписывал вне камер сковывать пленникам руки.
Охранник взял за руку сина и быстрым движением замкнул первый наручник. Луттэнор, слабо почувствовав что-то на руке, неуклюже дёрнул ей. Когтями чуть царапнув кожу проницателя, ящер отпустил его руку и потянулся за второй.
Неожиданно толчок сотряс стены и на головы сина и ящера посыпалась потолочная пыль. Охранник, вскинувшись, отпихнул от стены пленника и всучил ему второй захват. Силу ящер не рассчитал, и Луттэнор впечатался спиной в противоположную стену. Тут же боль пронзила исполосованную ударами кнута спину насквозь. Глухой стон сорвался с губ белокожего. Ящер выкрикнул что-то с явно злобным подтекстом и буквально вылетел прочь из камеры. Снова ощутимо тряхнуло.
«На них напали...да, сейчас должен быть бой» - трезвость ума возвращалась постепенно и не сразу. Как только мозг сделал попытку заработать в обычном режиме, голова будто бы изнутри взорвалась. Син выронил наручник и осел на пол, уже не замечая боли от ран — она была ничтожной по сравнению с тем, что творилось в черепе. Послышался громкий грохот. Обвалилась стена соседней с камерой Луттэнора комнаты. Через несколько мгновений с рокотом к ногам сина упали обломки боковой стены, а потом и той, на какую он облокачивался. Глыба с размаху припечатала проницателя к полу и его поглотила темнота.
Уисарн использовали древний, как Океан, способ захвата баз — отвлекающую вылазку и боковой штурм слабых мест обороны. Действовало уже какое столетие.
Захватчики не стали тратиться на захват пленных, они вырезали всех живых подчистую, уничтожали технику и жгли то, что можно было жечь. Сверху сыпались артиллерийские снаряды, и вместе с итса иной раз пригибались и сами уисарн — страшно, когда над головой пролетает боеголовка с целью приземлиться у тебя перед носом!
Наполовину заваленное обломками стены и покрытое грязью тело сина нашёл один из солдат. Он задумчиво коснулся его прикладом оружия и ткнул иглой, ожидая реакции. Это не привело в себя пленника, уисарн счёл сина мёртвым и пошёл дальше, подопнув ногой валяющийся неподалёку наручник.
Син пришёл в себя ближе к ночи. В ноздри ударил едкий сладковатый запах, который на войне ни с чем нельзя перепутать. Оружие. Ящеры распылили своё Гауреново оружие! Луттэнор закашлялся и, сдерживая любой звук, скривился от боли. Знал, что ему повезло остаться без сломанных конечностей и отделаться лишь крупными кровоподтёками, но боль...наркотики выходили из тела очень болезненно, не давали нормально думать. Вылезти из-под частичных завалов представлялось пока очень трудной задачей.
«Здание не обвалилось полностью. Я тоже завален не весь. Только подождать немного...да чем же они меня накачали?!»
Медленно син вытягивал себя из-под глыб, тянувшись вперёд. Сил не было практически никаких, приходилось, шипя сквозь зубы, останавливаться и переводить дыхание. Пытаться вновь...
Тягостных полчаса увенчались успехом — Луттэнор высвободился, и, пошатываясь, с трудом поднялся на ноги, подняв с пола второй наручник. Один из них так и остался на запястье сина, а другой он убрал в карман штанов. От частичек яда оружия, попавшего в раны на спине, пошло заражение: сосуды вздулись, края ран потемнели и будто бы обуглились, застывшая кровь была чёрной. Син закашлялся вновь, пытаясь выхаркнуть попавшую в лёгкие пыль. Кашель не прекращался. На пол упали капли чёрной крови, неправильно вязкой и не подсвечивающейся. Из уголка губ стекала тонкая струйка заражённой крови, Луттэнор утёр её ладонью.
Ещё есть время. Нужно только идти — о жизни не шло и речи. Проницатель уже был мёртв. Как и те, кто попал в зону поражения оружия. Как и тот, кто был так отчаянно нужен сину...он вскоре умрёт. Понимание, наконец просочившееся через остаточное воздействие наркотика, придало сил. Нужно идти именно сейчас, прямо сейчас, пока корабли ещё не отплыли, пока он был здесь!
Син оглядел руины базы. Уисарн никого не оставили в живых, устроили настоящую кровавую баню своим врагам. Тела и тех, и других попадались достаточно часто, пока Луттэнор покидал это место, перебираясь с одной кучи развалин на другую. Вот только если итса умирали, судя по позам, от ран и быстродействующего яда, без мук, то голубокожие корчились в агонии от инфекции, лишь изредка находились тела со следами ран от огнестрельного оружия. Хорошо, что не было живых.
Занимался рассвет. Приплывшие родичи синов разбили лагерь на берегу, сейчас спешно его собирали. Видимо, им не понравилась вчерашняя атака ящеров — ощутили на себе яд. Это проницатель видел перед собой прекрасно, как реальность. Хотя ему до этого лагеря было ещё час пути. Виденье вернулось совсем недавно, когда мозг полностью освободился от наркотика, и пока начинающаяся болезнь не влияла на тело столь сильно, чтобы мешать проницателю высчитывать варианты. Пока навыки ментата были куда важнее, чем всё остальное, и мелули позволил себе войти в ментат-транс по дороге к лагерю.
Самое главное было туда просто войти и найти нужного урэйлэ. Всё произойдёт быстро, и, всё же, болезненно, но никто из остальных приплывших не сможет помешать умирающему проницателю. Позицию стоило выбирать осторожно, равно как и подбираться к лагерю — его могли убить ещё на подходе, если заметят. Син не упускал возможности того, что выбранный им урэйлэ будет негоден для принятия, или вообще умрёт в процессе, но процент был невелик. Лишения сделали из этой ветви расы выносливых особей.
Лагерь был частично скрыт приморским подлеском и прятался в тени стройных деревьев. Слышались голоса, незнакомая речь, в отличие от наречия итса, не резала слух, а, напротив, казалась в чём-то близкой и знакомой. Луттэнор не мог сразу уловить, что именно кажется ему схожим и не мог понять тонкой грани родства народов — слишком далеко были мелули от урэйлэ. Кроме голосов были звуки быстрых сборов, шаги. Син скрывался в тени листвы, со стороны его выдавал, быть может, только запах крови и грязи, и два подозрительных лиловых огонька, глядящих из темноты подлеска, что были его глазами. Солнце вставало из-за спины, и деревья удачно бросали густые утренние тени в укрытие проницателя.
В груди заворочалась боль. Сина согнула пополам от царапающего горло кашля, он затрясся, сдерживая звуки — могли заметить — и сильнее сжал зубы, чтобы ненароком не вскрикнуть. На языке появился привкус, отдалённо горечью напоминающий кровь, но было в нём что-то ещё. То приторно-сладкое, до рвотных спазмов отвратительное, что витало в воздухе над руинами базы...Взгляд сам собой упал на сжатые в кулаки руки. Вдоль них под кожей тянулись потемневшие вены, ушибы виднелись будто бы язвами, царапины и ссадины по краям загноились. Только высший контроль позволял мелули сейчас не кататься по земле от адской боли, которая, несомненно, станет преследовать всякого заражённого перед смертью. А она обязательно последует...на стадии заражения проницателя этого нельзя было избежать без оборудования и квалифицированной помощи.
В разговорах часто мелькало одно и то же слово: «Ëardar...Ëardar...». Это имя — решил про себя Луттэнор, и расчёты тут же подтвердили его догадку, добавив даже то, что носитель имени — женщина. Впрочем, информация была в данный момент неактуальна, потому отложилась в глубине памяти, как это всегда происходило с излишками данных. Син держался подлеска и теней, стараясь не привлекать внимания. Да никто особо и не желал смотреть по сторонам, все были заняты спешным уходом. Эта земля отнеслась крайне негостеприимно к урэйлэ, можно понять их желание уйти. Но нельзя понять, как нельзя и не воспользоваться, их беспечностью. Ни одного дозорного, ни караульного! Син ухмыльнулся, тут же болезненно скривившись.
В отдалении от всех остальных стояла самая целая, иначе говоря, менее разобранная вокруг, палатка. Оттуда редко высовывался светловолосый мужчина — Warta. Его на самом деле звали иначе, но сознание проницателя использовало для выражения мыслей только один язык, потому все участники и переменные в вычислениях автоматически именовались согласно пониманию Луттэнора. Он так и не узнает настоящее имя того, кого убил — Ландши.
Луттэнор вышел из ментат-транса и зашипел от боли. Она не ощущалась так ярко раньше, но теперь, когда разум был свободен от расчётов и вариантов, с неумолимой силой брала своё. Она накатывала приступами, когда син делал особо глубокий вдох, потому проницатель старался дышать размеренно и неглубоко, короткими рывками. Жилка на шее неистово билась, выстукивая тройной ритм через один. Признак начинающейся агонии.
Син настроился на ментальный фон всех, кто был наиболее близок к нему здесь. Мозг этой расы из-за кровосмешения и генетической неразберихи сумел создать естественную защиту от окружающих псионических всплесков; Луттэнор учитывал возможность того, что ему не хватит сил для взлома сознания выбранного им урэйлэ. Также в его схемах было место для некоторого процента эмоций. Жалости, например. Он обрекал на мучительную смерть им избранного, очень мучительную. Равно как уже они все выбрали жребий для своего народа — упадок и чуму. Так они назовут это — чума.
Когда в очередной раз вокруг появилось затишье, Луттэнор быстро пересёк расстояние между деревьями и палаткой. Придать своему телу уверенность было непросто, но оно и не должно быть долгим. Син бесцеремонно отбросил полог и вошёл внутрь.
«Не садись спиной к двери!»
Варта сидел именно так. Был слишком занят. У него в голове вообще много чего роилось, от банального страха до...что-то схожее с самим проницателем, определённо, этот урэйлэ был озабочен будущим и пытался его предугадать. Син горько усмехнулся. Скоро ему предоставится возможность не только угадывать.
На Луттэнора урэйлэ резко обернулся и вскинулся, хватаясь за оружие на поясе. Надо отдать ему должное. Всякого не-своего он встречал подобным образом, узнал цену крови в увиденной им баталии врагов. Он никогда не видел до этого настоящего боя, настоящей войны, а вот теперь так легко стал её жертвой. Обидно, наверно, будет осознать это? Луттэнор не испытывал особых чувств на этот счёт.
Беглого взгляда на Ландши ему было достаточно, чтобы увидеть отсутствие признаков заражения. Син помрачнел. Тот, кому предстояло буквально вскрыть голову, был физически сильнее проницателя. Плохо, но решаемо.
Насколько позволяло тело, син быстро подскочил к урэйлэ, и на неосторожно вытянутую в предупреждающем жесте руку одел магнитный захват. Свою руку с таким же украшением он вскинул, и тут же оба наручника притянулись к друг другу. Снимались они легко для того, кто знает их механизм. Защищающимся выпадом кинжала, какой удивительно незаметно для мелули оказался в свободной руке Ландши, он попытался заставить сина держать дистанцию, но проницатель схватился за лезвие и потянул его на себя. Вниз к рукояти потекла вязкая чёрная кровь. Син выпустил оружие, и впился зубами в неосторожно оказавшуюся близко руку. Другой же рукой он, будь у него больше сил, сумел бы не дать вскрикнуть урэйлэ, но цель была иной. Кровь на ладони попала на губы выбранному, а его кровь была испробована сином. Физический контакт произошёл, теперь дело оставалось за ментальной стороной передачи.
Кровь Луттэнора — яд. Заражённая, несущая инфекцию, быстро просочилась в здоровое тело. Урэйлэ почувствовал боль? Возможно. Но первая стадия инфицирования, предвещающая начало инкубационного периода, заключалась во временной парализации. Син не ощутил этого, потому как был без сознания, заразившись. Но сейчас на себе очень хорошо этот аспект прочувствовал Варта. Он замер, с злобой всматриваясь в непробиваемое лицо сина и осел на пол палатки, утягивая за собой Луттэнора.
Син свободной рукой коснулся лба с ненавистью глядящего на эту руку урэйлэ. Температура тела поднималась. Луттэнор прикрыл глаза, сосредотачиваясь на запертом сознании выбранного. Рассчитывая на парализацию, син не прогадал. Крики и привлечение внимания ему были не нужны.
Пробираться сквозь хитросплетения зашифрованных мыслей было тяжело, как бежать по шею в воде, ощущать каждым порывом сопротивление...слабое, недостаточное. Этот разум нужно учить правильно использовать свои возможности. О, да! Без навыков анализа мозг грозил превратиться в желеобразную бесполезную кашицу в черепе, и син был отчасти доволен тем фактом, что заметил у Ландши признаки склонности к расчётам. Всё было не так безнадёжно.
Сейчас урэйлэ мог бы кричать. Происходящее с ним можно было описать с тем, как заживо снимают кожу, только не с тела, а с сознания. Это было ничуть не менее болезненно, чем настоящее снятие скальпа. Син делал своё с хирургической точностью и таким же безразличием к выбранному. Предстояло много тонкой работы. Тонкой и опасной...не убить разум ребёнка, объясняя ему, что он смертен. Что он не ребёнок, теперь никогда не будет. А выбранный был ребёнком, который жил в своём мирке острова. Ему предстояло насильно быть внесённым в большой и жестокий мир.
Син открыл глаза через несколько минут. Лежащий подле него урэйлэ тяжело дышал, были видны крупные бисерины пота на лице. Он лихорадочно двигал глазами, словно взглядом пытался зацепиться за что-то и не мог сфокусироваться. Оно и понятно. Сейчас ему слишком много пришлось осознать. А его телу — начать умирать.
Боль неожиданно отпустила Луттэнора. Он вообще ничего не чувствовал, был не здесь...в голове и мыслях была странная пустота. Никаких расчётов и вероятностей, совершенно ничего, только — сейчас, этот самый миг...
Син придвинул максимально близко наручник на своей руке к наручнику на руке Ландши и нажал на выемку сбоку. Они расщёлкнулись с тихим треском. Этот звук донёсся до ушей Луттэнора как через ватную преграду, глухо и расплывчато. Земля ощущалась слабо, будто она не была твёрдой, а син не сидел на ней, а едва её касался. На его лице застыла жёсткая маска, искажённая полуулыбкой и прищуром устало опущенных век. Ещё минута без движения — контуры палатки покачнулись, рукой опёрся о землю, склонив голову. Коротко и неровно остриженные каре, втрёпанные от засохшей грязи волосы упали на лицо. На землю упали несколько капель крови, син хрипло закашлялся сквозь зубы. Рука будто бы надломилась посередине, Луттэнор, больше не имеющий поддержки, повалился на бок. Он медленно перевернулся на спину, уже не чувствуя ран. Теряющимся в пятнах тонов и контурах зрением он увидел, как в палатку кто-то вбежал...он говорил, махал руками. Губы его шевелились, но син не слышал звуков речи. Ничего не слышал. Ничего не видел спустя ещё краткий миг.
Стал ничем, когда закрылись глаза.